"Неужели можно вот так просто родиться красавицей и совершенно не заботиться о внешности, посвящая себя любимому делу? — мрачно размышляла про себя девушка, предусмотрительно отвернувшись к окну, чтобы окончательно не уронить свою самооценку на дно кареты. — Странно, я полагала, что для женщин таких данных жизнь с детских лет закручивается спиралью вокруг внешности, делая из оболочки единственную счастливую метку по жизни. И всё же красоту нельзя игнорировать, пока она становится твоим опознавательным знаком, пока тебя по ней оценивают и судят…"
… Красота — прах! — злобно прокашлялся после длительного молчания противный голос и засмеялся перестуком ржавых петель. — Скоро всё обратиться в прах. Я уже приближаюсь…
"Ну-ну", — мысленно отозвалась Каринка, чтобы не беспокоить окружающих, и ухмыльнулась.
Голос не остался в долгу. Он, хотя и не видел (во всяком случае, Каринка надеялась, что не видел), но смертельно не переносил её ухмылки, слишком похожей на Авераса. Поэтому какое-то время в её воспалённом и наверняка уже давно вывернутом наизнанку мозгу проходила воодушевлённая лекция в отвратительнейшем исполнении о приходе великого и ужасного нечта с его слугами, охотниками и прочими мерзостями. Девушка настолько привыкла к подобным рассказам, что могла даже выделить шаблонные выражения для тирад, относящихся к запугиванию, назиданию, уговорам или просто развлечению заскучавшего от безделья голоса, желающего насытить своей извращённой фантазией не слишком благодарную слушательницу. Данная речь скорее относилась не к побудительным, а информационным, когда от застарелой зубной боли и скопившейся ненависти голосу хотелось просто излить кому-нибудь своё отвращение перед человечеством. Сейчас речь касалась физических показателей рода человеческого и, по подсчётам Каринки, скоро должна была случиться демонстрация очередной отвратительной гадости, после чего голос затыкался на несколько часов, измотавши самого себя.
На фоне каретной дверцы, в которую от скуки пялилась Каринаррия, вырисовался вполне живой и очень даже привлекательный образ молодой телохранительницы. Под мерзопакостные комментарии и похабные замечания иллюзорная женщина начала стремительно стареть и дурнеть, разъедаемая язвами и лишаями, кожа обвисала отвратительными складками, зубы редели, волосы вылезали. Даже привыкшая к разным уродствам за три года ежедневных пыток Каринка невольно поморщилась, признавая действенность подобных запугиваний для молодой девушки. Старуха под велением скрипучего мучителя фривольно смеялась и вульгарно подёргивалась, пока не стала сохнуть живым и крайне уродливым скелетом.
— Чего киснем?! — рявкнуло прорывающееся сквозь старуху и отвратительно перемешивающееся с ней лицо мага.
Каринка настолько не ожидала подобного подвоха, что едва не вскрикнула, или чего хуже не упала в обморок от появления названного братца. Тем временем, Владомир, устав трястись в седле, нагло просочился в карету, и, верный своей привычке, развалился на сидении, выставив в проём ноги и пристроив голову на колени растерявшейся Карине. Если судить по выражениям лиц телохранителей, подобная фамильярность не пришлась по душе не только несчастной жертве мужского произвола.
— Жарень-то какая, — протянул мужчина, не обращая внимания даже на угрожающе хрустнувшие суставы кистей у напрягшегося Ларсареца. — Там наши в своих котлах скоро будут похожи на праздничного кролика, запечённого на углях. Кстати, мне определённо нравиться их кухня, думаю, поход будет…
— Владь, — Карина попыталась вжаться в спинку, чтобы отодвинуться от наглеца, — может быть, сядешь нормально?
— Зачем? Я и так прекрасно устроился. И перестань ёрзать — неудобно! Давно я уже…
Красивая вурлачка лишь теперь перевела взгляд своих тёмных глаз с Каринкиного лба на вновь прибывшего человека и, судя по всему, не пришла в бешеный или хотя бы какой-нибудь восторг от его присутствия. У девушки появилась маленькая, но очень горячая надежда, что с телохранительницей ей удастся установить хорошие отношения хотя бы на основании общего источника раздражения. Маг продолжал ещё что-то заливисто рассказывать, перевирая события так, что даже не знавшей полноценной дворянской жизни Корсач становилось смешно, замаскированный Наследник же едва удерживал маскировку в накатывающихся волной приступах возмущения.
— Ты знаешь об этом походе? — девушка постаралась перевести тему, пока Ларсарец окончательно не вышел из образа и не лишил её возможности когда-нибудь лично придушить иногда смертельно несдержанного Владомира. — Это не тайна?
— Да какая ещё тайна! — хохотнул мужчина, нагло пытаясь разлечься на коленях поудобнее. — Да по Долине пару месяцев и тадо будут толпами разгуливать, а ты о тайне загоняешь! Не боись, Корсач, мы уже немного обкумекали проблему и в принципе придумали выход…
Каринка представила, что ей придётся проверять всю Долину на предмет причастности к ведунам и тадо и едва не съехала на дно кареты.
— …так что артефакт этот способен возвращать людей в прежнее состояние. Но взять его может только колдун. Понимаешь, к чему это? Так что я здесь едва ли не выше нашего красноглазого выскочки.
— Я безумна рада за вас, вне зависимости от того, кто будет в конечном итоге важнее для сего праведного предприятия. Но зачем вам сдалась я? Последняя попытка привлечения меня к бурной деятельности, была не слишком удачной. К чему такая обуза?
— Как к чему? — так искренне удивился рыжий пройдоха, что невольно зарождались мысли об искренней привязанности его к девушке или хотя бы уважительном к ней отношении. — Мы же едем в Затаённый Лес, кишащий сумеречниками и ловушками Тварителя!