Роза из клана Коршунов - Страница 110


К оглавлению

110

— Что вы сделали с моей сестрой…? — почти рычал разгневанный мальчик, лицо его покрывали крупные бурые пятна, ноздри вздрагивали, глаза злобно блестели. — Я тебя… Айашт, спрашиваю!

— Да ничего мы не делали! — жалобно прохрипел полуживой колдун, когда Ларсарецу удалось оторвать одну руку упрямого и удивительно сильного для своего возраста паренька. — Ей оборотень… травы приворотной в еду накрошил, чтоб эта… сумасшедшая нас в ледышки… не обратила. Страшно было, что мстить… начнёт. Она тогда на Кирха… среагировала, вроде. Только злее стала-а-а… Не…срабо…та…ло…

Говорить, что применение приворотных зелий к благородным дамам, да и обычным женщинам считалось верхом позора для последней, не приходилось. Как правило, несчастная теряла волю и отходила под полную власть своего нового хозяина на правах вычурной игрушки. Власть та отнюдь не была высоко духовной и не веяла моральными нормами. Поэтому позор ложился неизгладимый после прекращения действия трав и на объект манипуляций, и на всю её семью, если, конечно, женщину оставляли в живых после подобных забав. Реакция Ероша, как единственного мужчины из рода оскорблённой девушки была в вышей мере правильной, хотя немного и непоследовательной.

— Ерош, будьте добры, отпустите моего бывшего опекуна, — холодным и властным голосом со знаменитыми металлическими нотками лучшего Императорского генерала произнесла Каринаррия, дважды за сегодняшний вечер униженная.

Тон и выражение её незатейливого личика в данный момент были такими, что даже сам Император не решился бы противостоять этой хрупкой, но такой волевой девушке. Ерош ослабил хватку и столь же натянуто и подчёркнуто благородно отошёл в сторону, оставив в лёгком недоумении и Наследника, предполагавшего долгие уговоры, и Владомира, почти распрощавшегося с жизнью.

— Когда будет необходимо, я сама убью его по всем канонам, — между тем продолжала застывшая от глубочайшей ярости Корсач. — Подойдите ко мне, любезный двоюродный брат.

Паренёк не стал мелочно пинать не успевшего подняться колдуна и занял подобающее место возле сестры, придерживая её под руку. Получилась великолепная скульптурная композиция в лучшем стиле чопорной военной аристократии древних времён.

— Вы можете нас покинуть.

Последнее прозвучало как помилование, и проявляющий в этот вечер чудеса предусмотрительности Ларсарец едва ли не силой выволок не пришедшего до конца в себя Владомира, который даже в таком виде порывался ругаться севшим голосом.

Каринка бессильно опустилась на землю, обняла присевшего рядом Ероша и наконец-то расплакалась во весь голос. Парень неловко приобнял дрожащую девушку за плечи. Он молчал, Карина просто плакала без жалоб и разъяснений. Она предпочла считать, что он и так прекрасно понимает её горе. Так было немного легче.

О Читающих и тех, кто жаждет быть на их месте

Сон обладал на редкость мерзким характером и дрянными манерами, поскольку приходить совершенно отказывался, несмотря на пламенные призывы измученной ожиданием его крепких объятий прекрасной девы. Каринаррия металась на своём лежаке, пока окончательно не запутала ноги в платье и не распрощалась со слабыми налётами дрёмы, вызванной эмоциональным истощением. В обездвиженном состоянии хотелось выть, но без подобающей полной луны это было, по меньшей мере, несуразно. Разбуженные подобным проявлением бессонницы люди не поняли бы высоких порывов её души и уже окончательно приняли бы за сумасшедшую. Такой вариант развития событий, после пережитых откровений, был уже и не столь ужасен. Каринка в какой-то степени предпочла бы сказаться сумасшедшей, чем безвольной марионеткой (после фраз о приворотном зелье по-другому было просто никак) маниакально расчётливого вурлока, но выть не стала, чтоб не разбудить двоюродного брата. Ерош сладко сопел на другом краю шатра, поскольку выходить из него после двух попыток убийства Айиашта как-то не решался, а выволакивать его из шатра командующих в присутствии такой пугающей девицы никто не спешил. Телохранительница устроилась спать внутри, перегородив собой проход и, так грозно следив за готовящейся ко сну парочке, что будить её Каринка считала равносильным самоубийству.

Лагерь мирно спал, и это было особенно неприятно для измученной девушки. Мелкие навесы издавали из себя благостный храп, лёгким шелестом раздавались шаги караульных, потрескивал огонь, даже сумеречники, притаившиеся на деревьях лишь слегка сопели, создавая атмосферу ночного умиротворения. Каринка обиженно перевернулась на спину, борясь с раздирающей голову мигренью и резью в глазах после долгого и совершенно бессмысленного рыдания. Ощущала она себя большой тряпичной игрушкой, забытой где-то под дождём и наспех отжатой подслеповатой нянькой. К малоприятному ощущению воспалившейся головы присоединился некстати проснувшийся вместе с самой Каринкой голод. Отсутствие ужина не лучшим образом сказывалось на её организме, но идти и проверять гроллинские котелки на предмет пригоревших остатков не позволяла гордость и спящая возле выхода телохранительница. Последнее было более существенным для готовой сжевать собственный рукав девушки.

Поскольку естественный выход оказался недоступным, Каринаррия прибегла к своим тюремным опытам и решила поуменьшить запасы жидких съестных припасов. Влага послушно отдалась всем своим естеством возлюбленной подруге…

— … я же говорил, — Рокирх умудрялся говорить устрашающе даже практически неслышным шёпотом. — Почему я вижу здесь твою внучку?

110