Роза из клана Коршунов - Страница 148

148

— Ой, чё-то мне нех… — вяло пробормотал едва пришедший себя носитель редкой для Долины клаустрофобии и снова благополучно потерял сознание, теперь уже от быстро нарастающей вони.

Свет потух, пол задрожал и снова сдвинулся, принося в этот раз жестокое чувство облегчения.

— Вирен, — просипел сдавленной грудью оставшийся вурлок, — жаль, хороший мужик был.

— Ага, — хриплый гроллин, так и не смог подняться, запутавшись ногами с обморочным и покойником. — Ща слушаемся ведьму и ни ничего не трогаем.

— Да что ж это творится? — впервые дрогнул голосом его сослуживец, чья спина сейчас была ближе всех к злополучным панелям и начавшему подрагивать телу.

В этот раз не было звона колокольчика, не загорелся свет, не дрогнул пол. В стену на полном ходу постучали, оставляя глубокую вмятину. Одну вторую, третью…. Странная комната не была столь надёжна перед лицом сотни оголодавших сумеречников.

Ночь давно перевалила за середину, только медлительный осенний рассвет даже не собирался пробираться на небо первыми сероватыми проплешинами. Солнце непростительно задержалось на востоке и утонуло под обломами Кольцевых гор горстью бессмысленных пёстрых лучей. Чернота небес лишившись последнего жителя жадно всасывало в себя огни звёзд, посекундно мутнея. Великая тьма накрывала проклюнувшиеся из земли ростки забытых зданий, волочилась удавкой из глубины Затаённого леса. Ей вторили хлопанья далёких иссушенных крыльев.

Решение покинуть площадку перед злосчастным храмом далось небольшому отряду нелегко и болезненно. Причиною были не столько патриотические чувства вурлоков и части проникшихся общей идеей гроллинов (любая верность пасует перед лицом Охотника, что способен обратить в бегство даже смерть), сколько неимоверная физическая слабость и нахлынувшая с небес тяжесть и подавленность. Сильные и готовые к тяжёлым испытаниям воины едва передвигали отёкшие ноги в потугах убраться подальше от ненавистных уродливых памятниках мертвечины. Они непростительно опаздывали, земля уже накалялась и трепетала, слышались хруст иссохшей древесины.

Оборона пала почти мгновенно. Внутренняя кромка ровных вышколенных древ рухнула общей стеной, разбиваясь о стенки ветхих забытых конструкций хрустальными подвесками. За ними, выщерив изуродованные вычерненные сучья, показались корявые, скрученные раком и лишайником иссушенные стволы останков Затаённого леса. Из глубоких борозд в мёртвой коре сочились безликие твари, каплили на растрескавшуюся землю, стекались сгустками общего безразмерного тела. Зов бередил их полусонные от изнеможения и голода личины, взывая к себе, и суля счастливую добычу. И море тронулось, прорвало и потекло. По "улицам" нёсся визге и шипенье сплошной поток бесформенной массы, что только воплями своими и зловонием позволяли угадывать в себе детей сумерек. Сотни, тысячи неистлевающих духов накатывали чёрной волной, сползали с козырьков, захлёстывали. Их тягучие слизкие тела выжигали кислотой рубцы в камнях, оставляли чёрные шрамы на земле. Их потоки стекались к проклятому храму, свивались, шипели и неслись наперебой, силясь втянуться в щели и дыры. Бушующей стихие их, казалось, не было конца.

Нлуй и ещё пятеро мужчин лежали под покосившейся и крайне удобно нависшей крышей несуразного строения. Люди тяжело хватали обрывки воздуха и во все глаза пялились на происходящее вокруг безумие, не в силах сделать что-либо. Где-то поблизости должны были прятаться другие уцелевшие, если их укрытия показались призванным сумеречникам столь же неаппетитными. Старый советник впервые после падения столицы начал молиться, не из страха за свою жизнь перед жалкими тварями сумерек, что неотвратимо должны были издохнуть уже несколько веков назад. Он прекрасно понимал, всю невозможность их предприятия и спешил замолвить словечко перед лицом высших сил за любимую внучку и упрямого мальчишку, что никогда не сдавался. Было очевидно, что после этой ночи отвевать его самого будет уже некому.

— Это… это когда-нибудь кончится? — шептал лежащий рядом гроллин, в его руках была связка цветастых бусинок, сделанная неловкой детской рукой. — Это… это просто…

Голос его дрожал, готовый сорваться на вопль отчаянья, если бы у седого мужчины оставалось хоть толика сил для подобных эмоций. Мужчина продолжал стонать, добивая своих соседей едва ль не методичнее нарастающего хруста древнего навеса.

— Мы… мы… тут все…

— Сдохнем, — столь же вяло, но на этот раз с интонациями злости отозвался его сосед с цепким холодным взглядом умелого лучника и едва поседевшими за несколько часов висками.

— Им там уже хорошо, — улыбнулся вялый вуролок с прожженным следом на бедре от лихого сумеречника, невзначай мазнувшего крайнего двуногого. — Они уже мёртвые. Все наши, что ослушались и пошли в это… хранилище.

Нлуй повернул голову к раненному соотечественнику. Парнишка ещё совсем, лет на пятнадцать старше правителя будет, но не протянет, он недавно срастил себе перелом, и уже точно не справится с новой язвой. Вурлок грустно улыбнулся: "Толку-то справляться" — но сказал другое, то, что от него потребовал бы предыдущий Рокирх и его давний друг:

— Будем верить. Будем!

Он сам хотел быть верным собственным словам, иначе не держал бы на руках этого цепкого паренька, что упрямо не желал умирать даже в таких условиях. Выполнить обещание… почему бы не оставить себе хотя бы эту цель в условиях всеобщей гибели. Его сосед, которому с другого бока достался ноющий довесок, презрительно хмыкнул и прищурился, избрав для себя собственную цель:

148