Роза из клана Коршунов - Страница 151

151

— Б'ехрут, я…. Вы можете доверять мне, всегда могли, — запальчиво бросила в безликую тьму стушевавшаяся из-за собственных фантазий Каринка и, не оглядываясь, поспешила вверх по лестнице, неловко нашаривая ногой ступени, под пристальным взглядом красных глаз.

— Я буду ждать Вас, — тихо и немного бесцветно отозвался вурлок.

Его шаги слышались уже на другом краю платформы. Это отчего-то не успокаивало расстроенную девушку.

Сначала было странное щемящее чувство стыда за содеянное, притом, за что именно, разобраться было сложно. Просто Каринаррия не могла подавить в себе глубокое, выбитое годами домашнего воспитания ощущение, что сделала что-то предосудительное и даже бесстыдное. Волны недовольства собой начинали раскручивать глубоко укоренённый виток привычного самоедства, доводя его до тихого бешенства. Тишина основывалась на нехватке жизненных сил после всех пережитых за последнее время событий, что порядком поистратили её душевный запас самообладания. Потом последовало здравое, подпитываемое естественным для всех людей эгоизмом раздражение на весь отряд и на каждого его члена в частности, что так упорствовали в нежелании спасаться по её плану и не собирались привносить разумных альтернатив её идеям. За раздражением встрепенулась обида за собственную попранную гордость и желание обвинить во всех злоключениях кого-нибудь из близстоящих, но они были стоически подавлены на корню, как не слишком возвышенные в ситуации потенциального подвига. Потом девушка немного посетовала на судьбу, распорядившуюся наградить её не приключением, а сборищем абсурда, не достойным даже семейных посиделок, не то, что легенд. Это вызывало чувство разочарования, успешно маскирующее все остальные неудобства затеянного Рокирхом предприятия. Разочарованна девушка была в первую очередь собой. Она никак не могла забыть слов оставленного внизу вурлока о спасении. Ей раньше казалось, что её желание уберечь спутников от неминуемой гибели было продиктовано добрым нравом, человеколюбием и исключительными моральными качествами. Теперь же Каринка с болью осознавала, что дела это лишь из любви к самому жанру, потому что бесславно оклеветанный герой настоящих правильных приключений, должен спасать окружающих всех без разбору в любой ситуации и обязательно в общечеловеческом масштабе. Иначе он перестаёт быть истинным героем, а переходит в разряд печальных вторых лиц или отъявленных злодеев в зависимости от того спасает ограниченное число людей или только себя. Осознавать такие мотивы своего неоправданного героизма было до слёз противно.

Потом была выщербленная от старости ступенька…

Каринаррия неудачно споткнулась, неловко рухнула на колени и тут же вспомнила, что находится в древнем сооружении погибших цивилизаций, наполняющемся оголодавшими детьми сумерек, на каменной лестнице шириной в две с половиной ладони на расстоянии в локте от ближайшей стены, под ней многие минуты бесславного падения и вообще-то её преследует Охотник. Девушка судорожно сглотнула, уверяя себя не смотреть вниз, хотя в темноте пропасть как таковая была не особенно различима, и не думать о нескольких отсутствующих ступеньках где-то впереди. Она даже представить боялась, как раньше стояла на этой конструкции в полный рост и позволяла себе такую роскошь, как самоанализ. Наследница рода Корсач обречённо шмыгнула носом (вековая пыль вызывала после нескольких часов приступы насморка) и поползла вперёд уже на четвереньках, стараясь прочувствовать каждую ступеньку разбитыми коленками для большей надёжности. С нормами приличия и напускным героизмом пришлось распрощаться. Каринка уповала лишь на то, что вокруг темнота, а Рокирх, даже если и может рассмотреть её бесславное восхождение, никому не станет распространяться. Неожиданно под ладонью что-то подозрительно хрустнуло, и богатая фантазия девушки услужливо предложила новый неожиданный вариант разрешения сложившейся ситуации сложившимися на дне костями в полуистлевшем платье. "Бессмыслица, — раздражённо осадила собственное воображение Каринка, возвращаясь в привычное слегка нервозное, но достаточно благородно отстранённое состояние наставницы пансионата, — я не могу так погибнуть. Если ступенька и провалится, то я в худшем случае зацеплюсь платьем за какой-нибудь выступ, пока меня не найдёт Охотник". Здравый смысл не придал дополнительной уверенности, поэтому девушка сначала зажмурилась и лишь потом поставила на хрустящую опору колено. Щелчок повторился отчётливей, но падения не последовало.

Даже сквозь прикрытые веки Каринаррия ощутила появление света впереди и значительно спокойнее доползла оставшихся пять ступеней, давая глазам привыкнуть к освещению. Сначала девушка склонила голову и лишь потом открыла глаза, она наивно предполагала, что свет исходит из каких-либо магических светильников, но была почти в тот же момент ослеплена. Светился сам пол. А точнее тонкие змейки-плитки в нём, они рассеивали терракотовый, немного грязный и непривычный свет на метра полтора ввысь и там растворялись мало примечательной красно-коричневой дымкой. От этого узкая платформа, стены и приютившийся на краю пропасти невысокий домик казались густо измазанными кровью. "Венозная", — отметила Каринка, разглядывая свою изрядно покрасневшую руку, и непочтительно хмыкнула. Девушка поднялась на ноги, помассировала затёкшую поясницу, поправила причёску и лишь потом удосужила себя осмотром цели всего этого несуразного путешествия. Хотелось оттянуть эту радость подальше, но других занятий сходу не придумалось. Сказочный, по воспоминаниям из сна, домик оказался куда менее манящим и вычурным. На месте славной уютной беседки, полупрозрачной, лёгкой и ажурной жёстко вросло в стену не слишком большое однотонное сооружение, больше напоминающее ящик с оторванной доской, притом ящик старый, угрюмый и неказистый. В красном же освещении эта конструкция приобретала в придачу неприятное сходство с Императорскими темницами, точнее с одной из их пыточных ям, в которой по рассказам дознавателя к потолку крепились руки преступников, а потом все дружно ждали сезонного подъёма Волчанки. Девушка передёрнулась от воспоминаний о собственном заточении, но уверенно подошла к чёрному и малопривлекательному проёму, уходящему куда-то в непроглядную тьму и не имевшему, казалось, верхних перекладин. Создавалось полное впечатление, что двери как таковой здесь и не существовало, а были лишь две не до конца соединяющиеся плиты. Впрочем, сомневаться в использовании этого проёма не приходилось, поскольку для особо непонятливых внизу из битых черепков шла надпись древними рунами.

151